Вересковая принцесса - Страница 103

103

Теперь я его поняла — ах, как тяжело и горько был в этот момент наказан тот слепой энтузиазм, с которым я безо всяких сомнений поддержала брата и сестру! Вне себя, я отвернула от него лицо и угрожающе подняла локоть над головой — я стояла перед ним в своего рода фехтовальной позе.

— Ах, он снова здесь, этот демон! Не собираетесь ли вы снова меня ударить, а? — издевательски прошипел он сквозь зубы. — Берегитесь! Я однажды уже сказал вам, что…

— Что вы одним движением ваших рук можете меня придушить — ну так сделайте это! — вскричала я безо всякого страха. — Добровольно я ключа вам не отдам!.. Вы бесчестный человек!.. Я больше не то глупое дитя, которое вот в этом — я показала на его блестящие в лунном свете эполеты — видит одно лишь украшение; я знаю, что их надо носить с честью! А тут гордый офицер прокрадывается, как преступник, в ночи и тумане и угрожает беззащитной девушке!

— Ах, маленькая гадюка пытается укусить? — проскрипел он и обхватил меня руками, но меня выручила моя гибкость — закричав, я ускользнула от него и вспрыгнула на подоконник.

— Ради бога, что случилось? — донеслось с улицы. Это был садовник Шефер, который как раз шёл домой.

— Идите сюда — ах, скорей, скорей! — заикаясь, залепетала я, не зная, дать ли мне волю слезам или закричать от радости и облегчения.

Пока старый садовник бежал вдоль фасада дома, Дагоберт с проклятьями выпрыгнул из углового окна.

— Что это было? — спросил Шефер, удивлённо оглядывая комнату. — Боже мой, фройляйн, вы выглядите напуганной, как моя канарейка, когда кошка приходит в дом! Никаких призраков нет, даже если люди десять раз скажут, что в «Усладе Каролины» что-то не так!

Я оставила доброго старика в заблуждении, что меня испугал какой-то фантом, и попросила его крепко-накрепко запереть ставни. Затем я закрыла все двери и побежала наверх в библиотеку… Я чувствовала себя совершенно истощённой — последние остатки упрямства и сопротивления, с которыми я вступила в новую жизнь, растаяли без следа — а я ведь была ещё такой юной!.. И не является ли вся человеческая жизнь ареной борьбы, неумолимыми последствиями которой становятся собственные ошибки? Неужели моя робкая, испуганная девичья душа и дальше будет безо всякой помощи и поддержки болтаться туда-сюда в ночи и буре? Меня затрясло от отчаяния — я утону в страхе и нужде, если меня не удержит сильная рука… «Тебя укрыл бы я плащом от зимних вьюг, от зимних вьюг»! — Ах, оказаться в безопасности! С ослабевшими крыльями укрыться под защитой кого-то более сильного и перевести дух!.. Я переоценила крепость «детских рук», которые весело боролись с весенней бурей на пустоши… Как утомлённо они сейчас поникли, пытаясь найти опору и поддержку!

Библиотека была всё ещё заперта, и сколько я ни стучала и ни дёргала за ручку, никто не отзывался. Сначала я подумала, что отец ушёл — внутри было совершенно тихо. Но вдруг в глубине комнаты раздался какой-то грохот, а следом за ним хихиканье. Шум шёл со стороны античного кабинета — казалось, что тяжёлые, массивные предметы с грохотом падают на пол… Смех был таким странным и жутким, что у меня волосы встали дыбом… А затем из кабинета в библиотеку швырнули какой-то предмет, который со звоном упал на пол и разбился на тысячу кусков. Следом раздался возглас триумфа… Я заколотила кулаками по двери и стала отчаянно звать отца.

На другой стороне лестницы распахнулась дверь, и господин Клаудиус вышел из своей обсерватории. Я подбежала к нему и, мучительно борясь со слезами, рассказала ему об отце. В ответ на учинённый мною шум в библиотеке воцарилась жуткая, глубокая тишина, и я, опустив глаза, шёпотом поведала ему об истории с монетами.

— Я знаю, — спокойно перебил меня господин Клаудиус.

— Тревога помутила разум отца — ах, как мне его жаль! — вскричала я. — Он опозорен, он в одну ночь потерял своё знаменитое имя!

— Не верьте этому! Было бы грустно, если бы одно-единственное заблуждение могло уничтожить плоды целой жизни, полной напряжённой духовной работы… Господин фон Зассен имеет огромные заслуги перед наукой, которые у него никто не отнимет, поэтому завистливые комары и пытаются сейчас, в момент слабости, ужалить его особенно чувствительно… Это пройдёт. Успокойтесь, Леонора, и не плачьте. — Он невольно поднял руку, словно хотел дотронуться до меня в утешение, но тут же быстро опустил её, подошёл к двери библиотеки и подёргал за ручку.

В тот же момент внутри что-то грохнулось на пол и покатилось.

— Ты никакой не Агасиас! — закричал отец — ах, я едва узнала этот визжащий голос! — «Зассен солгал!» Спросите Харта из Ганновера, он знает!.. И тебя туда же, ты тоже подделка! — Было слышно, как он толкнул упавший на пол предмет.

— Ах, это спящий мальчик, его кумир, о котором он пишет кучу статей, чтобы доказать, что это произведение Агасиаса! — дрожа, выдохнула я. — О Боже, он разбивает античные сокровища!

Господин Клаудиус решительно постучал в дверь.

— Вы не хотите открыть, господин доктор? — воскликнул он громко, но абсолютно спокойно.

Мой отец в ответ пронзительно захохотал.

— Там так и написано — ха-ха, всё было ложью с самого начала! Ну защищайся же, если ты бессмертный дух милостью божьей! Видишь, как пожирают тебя языки жёлтого пламени?.. Ага, оно убегает к потолку, лживое отродье духа, которым гордился знаменитый человек! Дым, всего лишь дым!

Господин Клаудиус в ужасе отшатнулся — из замочной скважины и щели между створками валил густой, едкий чад — это горели шерстяные шторы.

103